Непристойные дела об убийствах, особенно нераскрытые, трудно забыть и еще труднее от них уйти. Они интригуют и волнуют нас, но, что самое важное, они продолжают беспокоить нас в поисках ответов.
Вечером 14 сентября 1922 года епископальный священник преподобный Эдвард Холл, 42 лет, и его симпатичная певица хора, миссис Элеанор Миллс, 34 лет, были убиты, когда они встретились в известном месте свиданий влюбленных и под яблонями. Местом убийства стала заброшенная ферма, а тела были обнаружены полтора дня спустя.
Убийства были ужасными, особенно для Элеоноры, которая получила три огнестрельных ранения в голову, одно между глаз. Убийца взял нож и почти отрубил ей голову. Позже вскрытие показало, что она подверглась еще одному унижению, обнаружив, что кто-то отрезал ей язык. Преподобный Холл был убит одним выстрелом в голову. Жестокие пытки Элеоноры означали нечто большее.
Первоначально супруги погибших отрицали, что у них был роман. Джим Миллс, школьный уборщик, заявил газетам. «У моей жены не было романа с ректором. Я считаю, что это был женский поступок. Это была ревность, и я думаю, что ей перерезали горло назло из-за ее прекрасного голоса».
Миллс, возможно, был прав, и статья в вечерней газете поддержала его идею, заявив: «сообщается, что в отношении трех известных церковных дам ведется расследование» и что, возможно, имела место «ревностная вражда между приходами».
Церковная ризница странным образом выразила сочувствие жене настоятеля, но не по поводу потери давней участницы хора, Элеоноры Миллс. Служители церкви подписали резолюцию веры и честности для своего покойного настоятеля, но ни слова об Элеоноре. Большинство горожан, однако, чувствовали по-другому и быстро сообщили газетам, что у «хорошего священника» и его девушки был роман по крайней мере четыре года.
Чтобы развеять любые сомнения в том, что у них был роман, убийца или убийцы разбросали по их телам разорванные любовные письма. Отрывки из писем появились в газетах и таблоидах Трентона и Нью-Йорка. Элеонора написала Эдварду:
«Милая, мое истинное сердце, у меня есть величайшая часть всех истинных благословений — глубокая, истинная вечная любовь благородного человека».
Эдвард пишет Элеоноре:
«Милая, я так хотел поговорить с тобой, обнять тебя. Я хочу прижаться к тебе поближе, общаться с тобой, крепко обнимать тебя своей рукой и гладить твое дорогое, твердое лицо правой рукой, и смотреть глубоко в эти чудесные глаза, карие глаза».
Писатели-фантасты не смогли бы создать более восхитительно сенсационную историю.
Расследование столкнулось с трудностями с самого начала. В течение часа после обнаружения сотни горожан растоптали место преступления, уничтожив вещественные доказательства, и начали копать землю вокруг тел, чтобы продать ее в качестве сувениров; другие срезали ветки с яблонь, чтобы продать.
Кто-то, казалось, выставил тела рядом и на спине. Кто-то положил визитку ректора у его ног, положил руку ему на ногу и поставил их в позу объятий. Панама ректора закрывала его лицо.
Кроме того, в нескольких церковных гимнах отсутствовали страницы. Отсутствующие гимны были известны как любимые песнопения настоятеля и его симпатичной певицы хора, подходящим образом названные «Любовь».
Возможно, шляпа ректора закрывала его лицо, потому что убийца сожалел о своем убийстве, но не о тех ужасах, которые были причинены Элеоноре. Ее раны были открыты для всего мира.
Местная полиция пристально следила за супругами погибших. Джим Миллс заявил, что преподобный Миллс был частым гостем в его доме и, как уже говорилось ранее, утверждал, что не знал об этой связи, говоря, что преподобный Холл был «слишком хорошим моим другом». Местные жители, однако, помнят, как Элеонора открыто проявляла презрение к своему старшему мужу. 48-летний Миллс позже признался, что знал об этой связи, но предпочел промолчать об этом. Миллс так и не появился в качестве серьезного подозреваемого.
Богатая жена ректора стала объектом внимания СМИ и суда. Она и ее братья стоили миллионы, и ходили слухи, что они были связаны с семьей, владевшей культовой компанией Johnson and Johnson. Фрэнсис и ее семья пользовались уважением в обществе.
Смущение и социальная травма от того, что ректор изменил своей жене с молодой и красивой женщиной, возмутили многих в городе. Вскоре пальцы начали указывать на Фрэнсис Холл. Фрэнсис и ее братья, Уильям и Генри Стивенс, считались главными подозреваемыми, но доказательства были в лучшем случае слабыми.
Фрэнсис, которой было 48 лет, была старше своего мужа и играла различные вспомогательные роли в церкви, в том числе была главой воскресной школы. Одной из ее учениц была дочь Элеоноры. Шарлотта Миллс, 15 лет, свидетельствовала, что любила миссис Холл и чувствовала себя очень близкой к ней, но это странно изменилось за несколько недель до смерти ее матери. Миссис Холл перестала разговаривать с ней и, после того как убийства были обнаружены, отказалась ее видеть. «Миссис Холл вела себя со мной очень холодно». Правдоподобное наблюдение Шарлотты подняло вопрос о причастности миссис Холл к убийствам.
Несколько человек утверждали, что ректор планировал сбежать с Элеонорой. Преподобный Пол Хамфорски, который был пастором венгерской реформатской церкви в городе, сказал, что Холл признался, что он намеревался покинуть город с миссис Миллс и что родственник его жены угрожал убить его. Это наводило на мысль, что в этом замешан один из братьев Фрэнсис.
Горничная миссис Холл также рассказала ее новому мужу, что пастор уходит от жены к Элеоноре. Согласно истории, представленной полиции мужем горничной, в ночь убийств она согласилась пойти с миссис Холл и ее братьями на место убийства. Ей заплатили 5000 долларов за ее молчание. Позже она отрицала всю историю, но странная история о двойном убийстве продолжала раскручиваться, и таблоиды публиковали статьи еженедельно.
Критический свидетель и единственный очевидец, Джейн Гибсон, владела собственностью, которая примыкала к месту убийства. Многие в городе называли ее «свинаркой», потому что она владела свинофермой, но они также называли ее «сумасшедшей» и «лгуньей». Дочь Гибсон сказала, что она была известна тем, что приукрашивала правду. Ее история менялась в зависимости от того, кто задавал вопросы.
По словам Гибсон, была ночь, и ее собаки громко лаяли. Ей показалось, что она увидела мужчину, и она решила поехать на своем муле к месту, когда поняла, что четыре человека спорят под яблонями. Она услышала выстрелы, и одна из фигур упала на землю, предположительно мертвая. Она показала, что женщина трижды крикнула «Не надо!». Она показала, что слышала, как женщина крикнула «Генри».
При этом Джейн опознала Генри Карпендера как настоящего убийцу. Однако его быстро оправдали из-за его алиби. Он ужинал со своей семьей и друзьями. Генри был двоюродным братом Холла и жил всего в двух дверях от ректора и его жены.
Позже Джейн изменила свой рассказ, отметив, что она также видела туристическую машину, похожую на ту, что принадлежала Холлам. Она была припаркована недалеко от места убийства. Она утверждала, что слышала, как женщина в длинном сером пальто спросила: «Как вы объясните эти записки?» В этот момент раздался выстрел, и «мужчина упал на землю». Миссис Миллс (она смогла ее опознать) начала убегать, и «они поймали ее и оттащили назад, выстрелив в нее три раза». Затем Джейн Гибсон вспоминает еще один момент; она заявила, что позже вечером поняла, что потеряла один из своих мокасин, и вернулась на место в час ночи, где увидела женщину, стоявшую на коленях рядом с погибшим мужчиной и плачущую. Гибсон описал ее как «крупную леди» с «белыми волосами».
Средства массовой информации, особенно молодая таблоидная пресса, убедили читателей, что вымысел и фантазию следует принимать за правду. В 1924 году менеджеры New York Daily Mirror подсчитали, что их контент на 90% состоял из развлечений и на 10% из новостей. Тем не менее, они и их конкуренты продолжали публиковать статьи об убийствах в Холл-Хиллз, выдумывая недоказанные истории, которые многие читатели принимали за факты.
Большое жюри 1922 года отклонило обвинения против миссис Холл и ее братьев из-за отсутствия убедительных доказательств, но прокуроры попытались снова в 1926 году. Доказательства не изменились, но, поддавшись давлению общественности, прокуроры арестовали Фрэнсис и ее братьев, Уильяма и Генри Стивенса, за двойные убийства. Таблоидные новости уже решили, что они совершили ужасное деяние — основанное на ревности, ненависти, страсти и мести.
К 1926 году Джейн Гибсон была настолько больна, что просила отстранить ее от суда, но прокурор построил свое дело на ее показаниях. К удивлению присяжных, санитары внесли Гибсон в зал суда на больничной койке.
Прокурор г-н Спенсер, пытаясь сыграть на симпатиях присяжных и надеясь, что они поверят истории Гибсона, сказал: «Нужно иметь мужество, чтобы выступить вперед, когда голоса правящего класса против тебя». Спенсер предположил, что сильные мира сего сделают все, чтобы остановить такого бедного и честного человека, как Джейн Гибсон.
Несмотря на эмоциональный аргумент Спенсера, защите не составило большого труда дискредитировать Гибсона. Она дала показания о том, что в ректора стреляли стоя, сказав: «Я видела, как он упал на землю». Однако медицинский кабинет провел вскрытие тел, и патологоанатом установил, что Холла застрелили, когда он лежал на спине.
Гибсон также дала показания, что она описала Фрэнсис Холл, стоящую на коленях у тела ее мертвого мужа, как «большую леди», и у нее были «седые волосы». Защита попросила миссис Холл встать во время перекрестного допроса Джейн Гибсон. Холл была невысокой леди и имела седые волосы. Во время дачи показаний Гибсон становилась все более возбужденной, когда ее допрашивал адвокат защиты, иногда крича: «Я говорю правду!» В конце концов, присяжные не согласились и проголосовали за оправдание всех троих.
Спустя столетие мы можем только догадываться об истине. Одной из самых тревожных частей этой тайны была ненужная жестокость по отношению к Элеоноре, особенно удаление ее языка. Как указывалось в раннем расследовании, было ли это актом мести, возможно, со стороны другого члена хора? Как сообщалось в местных газетах, «сообщается, что ведется расследование в отношении трех видных церковных дам» и что, возможно, имела место «ревностная вражда приходов».
Была ли церковь каким-то образом вовлечена в сокрытие? Почему церковная ризница проголосовала за резолюцию в честь своего покойного священника, когда они знали, что он изменял своей жене; и, более того, почему они не сказали несколько добрых слов о своей давней прихожанке и члене хора Элеоноре Миллс?
Прав ли был Джим Миллс в своей цитате: «Я считаю, что это был поступок женщины. Это была ревность, и я думаю, что ей перерезали горло назло из-за ее прекрасного голоса». Миллс упоминает горло, а не язык. Судмедэксперт обнаружил удаление языка в 1926 году, когда оба тела были эксгумированы и проведено вскрытие. Действительно ли Миллс не знал об этом? Если так, то он не был причастен к убийствам. Или он сказал это, чтобы отвлечь полицию и дистанцироваться от ужасного преступления?
Хотя Фрэнсис Холл и ее братья были оправданы, трудно полностью отбросить другие истории. Лгал ли преподобный Пол Хамфорски? Выдумал ли муж горничной историю о том, что его жена сопровождала Фрэнсис и ее братьев на место убийства? И, наконец, должны ли мы не верить всей истории Джейн Гибсон? И, наконец, если пастор бросал свою жену ради Элеоноры, была ли Фрэнсис настолько обеспокоена своим положением в обществе, что приняла меры, чтобы остановить их?
краткое содержание
Неумелое расследование, постоянно меняющиеся истории ключевого свидетеля и закулисные действия видных людей могли положить конец любым шансам на обвинительный приговор. Добавьте к уравнению, что печальный конец двух жизней превратился в полный цирк медийных спекуляций, которые больше склонялись к развлечению, были скудны на факты и в основном были направлены на влияние на общественное мнение. Найти правду в деле об убийствах Холл-Миллс оказалось невозможным, и последствиями стало то, что убийцы так и не предстали перед правосудием.